Дополнения к "Парнасику дыбом"
Дополнения к "Парнасику дыбом" (написанные коллегами по "Самиздату", а также полученные по почте, списанные из собственной гостевой книги и, наконец, просто найденные в сети)
Сева на древо за вишней полез, Сторож Матвей вынимает обрез. Выстрел! Раздался пронзительный крик... "Сорок второй!" - ухмыльнулся старик.
Страницы - 1 2 3 4
Э. По
Эдгар По (в переводе Нины Воронель)
(Игорь Айсман)
Окна сумраком повиты... Я, уcтaлый и разбитый, Размышлял над позабытой мудростью старинных книг; Вдруг раздался слабый шорох, тени дрогнули на шторах, И на сумрачных узорах заметался светлый блик, - Будто кто-то очень ловко влез на вишню в этот миг, Влез на вишню и затих. Ах, я помню очень ясно: плыл в дожде июль ненастный И напрасно я пытался задержать мгновений бег; Я со страхом ждал рассвета; в мудрых книгах нет ответа - Как спасти сады от вора? - беззащитен человек. Я молил: "Отец Всевышний, ты укрой листвою вишни, Упреди лихой набег". Темных штор неясный шепот, шелестящий смутный ропот, Шепот, ропот торопливый дрожью комкал мыслей нить, И, стараясь успокоить сердце, сжатое тоскою, Говорил я сам с собою: "Кто же это может быть? Это просто ворон рыщет и пытается вредить, Кто еще там может быть?" Тихо-тихо в царстве ночи... Только дождь в листве бормочет, Только сердце все не хочет подчиниться тишине, Только сердцу нет покоя: сердце слушает с тоскою, Как холодною рукою дождь колотит по стене; Только я молюсь за вишни, только эхо вторит мне, Только эхо в тишине. Я рывком сорвал портьеру: за заборною фанерой Мальчуган соседский Сева появился предо мной. Не спросивши разрешенья, он вбежал в мои владенья, По газону, без стесненья, так, как будто он слепой. И не видит там таблички, бережно прибитой мной: "По газонам - ни ногой!!!" Позабыв, что сердцу больно, злился, кипятясь невольно, Вот мой "гость" самодовольно в сад ворвался без стыда; Я спросил: "Почто на древо ты забрался ночью, Сева? Неужели портить ветки у тебя была нужда? Хочешь вишен? Так открыто приходи ко мне сюда". Крикнул Сева: "Никогда!" Крикнул, поглядел сурово, и замолк, молчит, ни слова, Хоть бы рот раскрыл он снова, хоть сказал бы "Нет" иль "Да"; Я вздохнул: "Когда-то прежде отворял я дверь Надежде, Надя - сорок первой стала, с вишни рухнув в Никуда. Если ты сейчас не слезешь, то погибнешь навсегда!" Крикнул Сева: "Никогда!" Вздрогнул я - что это значит? Он смеется или плачет? Он, паршивец, не иначе, лишь затем залез туда, Чтоб дразнить меня со смехом, повторяя грубым эхом Свой припев неумолимый, как кукушка из гнезда. Видно думал, от Матвея сможет скрыться без труда. Дам ему я, "Никогда!" Он молчанья не нарушил, вишни ел, плюя мне в душу, Да еще косил на грушу. Вот еще одна беда! В ожидании ответа я следил, как в пляске света Тени мечутся в смятеньи, исчезая без следа... Вишни спелые при этом, где трепещут искры света, Исчезали навсегда. Вдруг, ночную тьму сметая, то ли взмыла птичья стая, То ли ангел, пролетая, в ночь закинул невода... "Ты мучитель! - закричал я. - Тешишься моей печалью! Воровать чужие вишни кто послал тебя сюда? Слезь же, дай забыть, не думать об ушедших навсегда!" Крикнул Сева: "Никогда!" "Кто ты? Парень или дьявол? Кто послал тебя, - лукавый? Гость зловещий, Сева вещий, кто послал тебя сюда? Что ж, разрушь мой мир бессонный, мир, тоской опустошенный, Где звенит зловещим звоном беспощадная беда, Уходи, я умоляю! Я не сделаю вреда". Крикнул Сева: "Никогда!" "Глупый Сева, глупый Сева, я прошу, слезай ты с древа. Светлым раем заклинаю! Всем святым, что Бог нам дал, Ты слезай, ведь жизни грезу, выстрел оборвет обреза, И пронзит тебя железо, с древа упадешь тогда, И тогда, твоих прервется дней унылых череда!" Крикнул Сева: "Никогда!" "Хватит! Замолчи! Не надо! Получи, исчадье ада! От Матвеева "подарка" вниз ты рухнешь как звезда. Улетит душа на небо, прямо вверх, потом налево... Зря, мой друг любезный Сева, ты пришел в сей час сюда. Что ж, прощай, любитель вишен, и исчезни навсегда! Я караю без суда!" Все. Упал он, грудь пробита. Так и помер без молитвы, Словно сумраком повитый, там, где дремлет темнота... Только бледный свет струится, тень тревожно шевелится... Я - убийца, свет струится, как прозрачная вода... А ему, сорок второму, что лежит под половицей, Не подняться, не подняться, Hе подняться никогда!
Эдгар По
(Сергей Муратов)
СЕВУШКА ЛИ
Много лет уж прошло, это было давно В королевстве, где вишни цвели. Там у моря жил друг, кого звали вокруг Чудным именем Севушка Ли; И мальчишка не знал ни забот, ни хлопот, Кроме нашей с ним нежной любви. Прелесть детская в нас всех смущала подчас В королевстве, где вишни цвели; Мы любили душой, как не любит никто, Я и славный мой Севушка Ли; И с Небес Серафимы глядели на нас И от зависти спать не могли. Потому-то тогда и случилась Беда В королевстве, где вишни цвели, Выстрел грянул в ночи из Матвея ружья, И убил сразу Севушку Ли; И родные его, после долгих молитв От меня хладный труп унесли, Положили в гробницу под сенью дерев В королевстве, где вишни цвели. Серафимы Небес полны зависти к нам И скучают в небесной дали, То причина была (как известно всем нам В королевстве приморской земли), По которой Матвей из двустволки своей Моего убил Севушку Ли. Но любовь наша силу из вишен брала И ее победить не смогли: Ни старик, ни мудрец и ни ангел с небес, И ни демон из хладной земли; И никто никогда не посмеет отнять Моего друга Севушку Ли. И с тех пор лунный свет навевает мне сны О достойнейшем Севушке Ли, И звезда своим блеском дарует глаза Друга храброго - Севушки Ли; И все ночи в тиши я лежу вместе с ним, С дорогим женихом незабвенным моим На могиле приморской земли Там, где вишни когда-то цвели.
Р.Л. Стивенсон
(Локи 0)
ВИШНЁВОЕ ЗЕЛЬЕ (старинная шотландская легенда)
Из пьяных черных вишен У пиктов обычай был Наливку делать на праздник. Старейший ее варил И тайну приготовления Один только он и знал, А перед смертью - сыну Секрет передавал. Кельты пришли войною В горную их страну, И пикты гибли в битвах, Не выиграв ни одну. В одном из последних сражений Взяли шотландцы в плен Старика по имени Муин И мальчишку по имени Сенн. Мальчик как взрослый дрался И скрутили его с трудом, А древний старик спокойно Шел связанный за конем. Посох его разглядели И вождю донесли: "Дед - не иначе старейший, Удача, что взять смогли". Про силу волшебной наливки Слухи ходили давно, И вождь довольный подумал: "Выбью секрет, решено. Кельты пытать умеют, Знахарь - у нас в руках. Вкус колдовского зелья На наших будет губах". Увидев костер и колья, Муин гордо сказал: "Никто никогда старейшин В племенах не пытал. Я вам раскрою тайну, Но лишь по этой цене: Никто из шотландцев больше Не прикоснется ко мне. Сорок трав и добавок Колдовскую составят смесь. К ним еще пьяная вишня. Все травы со мною, здесь. Смешав их в нужном порядке, Добавив ягодный сок Получите вы наливку Что лишь я приготовить мог. Черная вишня - последний И главный ингредиент. Ее нужно правильно срезать - Я покажу секрет. Но сил у меня не осталось На ветви за ней залезть. Пусть соберет мальчишка - Сбежать ему не суметь". Юнца развязал шотландец, К дереву подтолкнул, Кольцом его окружили - Шмель бы не проскользнул. Кельты следят за Сенном, А Муин у них за спиной Вдруг замахнулся резко И посох метнул свой. Грудь мальчишке пробило Заточенное острие, И, не думая, ближний воин Старика насадил на копье. С кровавой ухмылкой Муин На вождя посмотрел И, со свистом вбирая воздух По слогам прохрипел: "Шотландцы - народ наивный И верят в измену легко. Сын был - совсем ребенок, На губах молоко. Он знал уже тайну наливки, Но пыток бы не перенес. Теперь уже он не сможет К вам попасть на допрос. Пытайтесь, варите сами, Все добавки и травы со мной Кроме одной, самой важной, Кроме сорок второй. Она лишь чарует зелье..." Не стало у старца сил - Замолк он, и больше наливку Никто никогда не пил.
О'Генри
(Habeas Corpus)
- Вишня - произнес Сэм, сплевывая в пыль окурок сигары - Вишня. В этом-то вся и штука.
Я встретил Сэма на Среднем Западе, в одном из захолустных городишек, так похожих друг на друга, что в любом из них, выйдя из драгстора тетушки Эмми, которой вам удалось продать небольшую партию Универсальной Мази Против Привидений (полтора доллара унция, втирать под ноготь мизинца левой руки вечером первого понедельника после полнолуния), вы можете с закрытыми глазами, отсчитав ровно сто тридцать пять шагов и завернув за угол, зайти в банк, поболтать со служащим по имени Тедди о погоде и о его застарелом радикулите, потом, не открывая глаз, пересечь улицу чуть наискосок, попасть точно в дверь салуна, пропустить там порцию-другую доброго пшеничного виски и поставить десять против одного, что хозяина зовут Мексиканец Джо, и, кроме своего основного ремесла, он промышляет контрабандой гремучих змей в Аризону, гордится своей медалью, полученной лично от Роберта Ли во время войны с Севером и ночью держит под матрацем заряженный кольт 45-го калибра. Я попал в этот городишко, спасаясь от назойливого гостеприимства судьи Бэнкса, старого квакера из Нью-Джерси, который никак не хотел верить, что стекляшка, из которой сделан Чудодейственный Алмаз, принадлежавший когда-то Великому Парамагнетику доктору Туф-Ту и исцеляющий ревматизм, подагру, бессонницу и ночное недержание мочи, стоит тех двадцати долларов, которые этот старый скряга мне за него заплатил. Поэтому все шерифы штата вознамерились предоставить мне отдых в одном из тех чудесных заведений, где кормят три раза в день и выводят на прогулку после ланча.
И вот мы с Сэмом сидели у коновязи напротив салуна местного Мексиканца Джо и лениво наблюдали, как Мексиканец бранится с очередным пьянчужкой, у которого не хватило денег на вторую полуденную выпивку.
- Вишня - повторил Сэм.
Я сразу догадался, в чем дело. На всем Среднем Западе не найдется человека, кроме Сэма, который отважится взять в рот эту кислятину. Если не считать старика Мэтью, на ранчо которого этой гадости всегда было в избытке.
- Конечно, это не мое дело, Сэм - осторожно сказал я - но я бы не стал связываться со стариком Мэтом. Все знают, что он стреляет, как Джон Уэйн, туп, как племенной бык Билли с ранчо Хромого Хэнка, а его свирепости хватит на добрую сотню индейцев сиу. Я бы не стал связываться со старым Мэтью, Сэм. У нас есть двадцать долларов судьи Бэнкса. Почему бы нам, например, не основать университет имени Эс Ку Лаппа или не заняться каким-нибудь другим добропорядочным ремеслом?..
- Джефф - сказал Сэм - ты же знаешь, как я уважаю тебя, твою профессию и твое кристальное законопослушание. Но неужели ты думаешь, что я буду уподобляться какому-то деревенскому мальчишке, прыгать через заборы и воровать плоды, взращенные честным трудом законопослушных граждан? Будь уверен, старый Мэт получит от меня взамен какую-нибудь безделицу и будет любоваться ей ровно столько времени, сколько мне потребуется, чтобы доскакать до канадской границы. Увидимся завтра, Джефф.
С этими словами Сэм приподнял свою стетсоновскую шляпу и решительно зашагал по пыльной улице в направлении ранчо старика Мэтью.
Больше я не видел Сэма. Ходили слухи, что он долгое время лечил свое простреленное легкое где-то в Западной Вирджинии или Теннеси, а потом продавал акции алмазных рудников, расположенных в районе Марианской впадины.
Жаль, что мы с ним так и не встретились. А то меня очень интересовала бы судьба моего бумажника и двадцати долларов судьи Бэнкса.
Ярослав Гашек
(Чёрная Пани)
- Та фы есть зимулянт! - возмутился военный врач.
- Осмелюсь доложить, господин доктор, - сообщил Швейк со своей неизменной обезоруживающей улыбкой, - я как раз вспомнил один случай с симулянтами. Мы с нашим Девяносто первым полком стояли тогда в Противине. Там жил один старикан, пан Матеуш, а у него был вишнёвый сад, а в саду, скажу я вам, такие вишни! Одни говорили, будто он опрыскивает их какими-то индийскими пряностями, а другие - конопляным маслом номер три. Так вот, а в полку у нас был один мадьяр, Шёбек по имени. В роте его крепко не любили, так что никто особо не плакал, когда он вдруг пропал. Господин полковник тут же записал его в дезертиры и заочно расстрелял. А потом кто-то возьми да и вспомни, что Шёбек давно уже подбирался к вишням пана Матеуша. Пошли проверить - и что бы вы думали? Лежит под деревом, как миленький, с дыркой в голове, руки по швам, а из кармана листовочка торчит с патриотической песней. Но самое-то главное, мы нашли в саду ещё человек сорок таких голубчиков, и всех их в разное время объявили симулянтами и дезертирами.
Но, к сожалению, военный врач был немец и недостаточно хорошо понимал по-чешски.
- Клистир ему и аспирин! - сердито скомандовал он своему помощнику и добавил: - И перцовый пластырь на рот - чтобы не болтал ерунду.
Р. Киплинг
(Platonicus)
БАЛЛАДА О СТАРОЙ ВИШНЕ
Священная вишня, старый забор и ветер с южных морей. Спит Удайпур, но глаз не сомкнет старик-рессальдар Зер Гхэй. Священная вишня, старый забор, и луна стоит на часах. Юный афганец крадётся к стене, и хна на его усах. Старые слышат, - из их часов струйкой бежит песок. Молодость помнит лишь алость губ и вишен кровавый сок. Старость безжалостна, юность пьяна, и звёзды южных широт Видят, как юный и сильный Махбуб к смерти своей идёт. Вот со стены прянула тень. Сухо щёлкнул курок. Кровь, а не хна на афганских усах, и на пальцах - кровавый сок. Низко склонился старик Зер Гхэй и поднял афганский кинжал. "Сорок их было, таких, как ты, и ещё один" - он сказал. - "Да, их было сорок один, сегодня - сорок второй, Но никто пока из тех сорока не достал до вишен рукой". Горсть вишен он бросил ему на лицо, и пригоршню вишен - на грудь. Скорбно промолвил: "Спи, удалец, а мне уже глаз не сомкнуть. Пусть помнят и вишня, и старый забор, и снег афганских высот: Там, за садовой оградой, в ветвях - не радость, а смерть живёт".
Г.К. Честертон
(Локи 0)
ВИШНИ ОТЦА БРАУНА
Вечер опускался на долину, и тканое бледным звездным жемчугом полотно закатного неба окутывало Стаффордшир тем недолгим сумеречным теплом, в котором чувствуется уже прохлада грядущей ночи.
По старой, едва видной сквозь траву тропе в сторону деревеньки Виллидж-таун шли два человека. Один из них, сухощавый, с походкой нервной и слегка неровной, всклокоченными волосами и полным юношеского энтузиазма взглядом, был похож на студента университета. И действительно, Стив Стюдент вернулся в родной поселок, чтобы провести каникулы в очаровательном и волнующем окружении природы средней Англии. Другой, полный и низенький, выглядел довольно нелепо в своей одежде католического патера. Тень от шляпы почти полностью скрывала его лицо, которое при ближайшем рассмотрении дополняло комичность облика - маленькие подслеповатые глазки, утопленный в щеках носик и общее выражение простоты и наивности, встречающееся еще на лицах сельских священников.
- Так что же, отец Браун, - продолжил Стьюдент начатую ранее беседу, - тело бродяги так и не было найдено?
- Нет, так и не было, - ответил маленький человечек после непродолжительного молчания. - Старик Мэтью МакНаган был отпущен полицией, поскольку, кроме следов крови на траве и следов падения чего-то тяжелого с дерева, никаких улик, подтверждающих убийство, не нашлось. Через несколько дней он за бесценок продал свою усадьбу и уехал куда-то, говорят - в Норфолк.
- Но убийство произошло! Все видели маленького бродягу, все слышали выстрел - наконец, следы крови! Возможно, старый Мэтью успел спрятать тело?
Какая-то искра блеснула во взгляде священника, брошенном из-под широких полей шляпы.
- Невозможно. Соседи сбежались сразу же после выстрела и не выпускали из виду ошарашенного МакНагана до прибытия полиции.
- Но куда же оно исчезло?
- О, на этот вопрос, я думаю, ответить очень просто. Оно и не исчезало.
- Вы хотите сказать, оно стало невидимым? - В голосе студента послышалась ирония человека, не первый раз сталкивающегося с деревенскими предрассудками, которые доверчивые сельские патеры скорей поддерживают, чем развенчивают.
- Нет, - тихо ответил Браун. - Я хочу сказать, никакого тела не было.
Воцарилось молчание.
- Объясните, наконец! - нетерпеливо воскликнул Стьюдент.
- Видите ли, все дело в том, что люди склонны обращать внимание на вещи яркие, броские, и совсем упускают из вида простое и повседневное.
Снова установилась пауза, но, на сей раз, нетерпеливый юноша всеми силами хранил молчание, ожидая, пока его спутник вновь заговорит.
- Вы никогда не задумывались, - продолжил наконец священник, - сколько один человек может съесть вишен?
Ответом ему была недоуменная тишина.
- Совсем немного. Две, три горсти, не больше - знаете, у нас, в деревне, быстро научаешься подмечать такие вещи. А между тем, вишневое дерево в саду старого МакНагана было обобрано почти все. С этим не справилась бы и дюжина беспризорников. Кроме того, вороны.
- Причем же здесь вороны?! - терпение молодого человека, видимо, заканчивалось.
- Понимаете, старый МакНаган был одержим своим садом, это верно. Когда-то, чтобы купить эту усадьбу, он обрек на разорение семью своего брата. И каждое утро Мэтью МакНаган выходил в сад, чтобы стрелять ворон. Кстати, в то утро он подстрелил сорок вторую. Вот, собственно, и все. А соседи, привыкшие слышать угрозы старика по поводу посягательств на его имущество, и заметившие бродягу, услышали выстрел и связали два ярких события, не задумываясь о том, что происходит каждый день.
- Но куда же делся бродяга?
- О, это совсем другая история. Это племянник старого Мэтью МакНагана, недавно осиротевший. Бездетный старик вдруг почувствовал свою вину в том, что мальчик живет в нищете, и решил взять над ним опекунство. Я посоветовал ему уехать куда-нибудь, где можно будет начать жизнь заново. Поначалу скаредная часть его души заставила МакНагана собрать весь урожай, но потом он понял, насколько ничтожно все это перед ценностью простого человеческого счастья.
Ошарашенный студент довольно долго молчал, и путники, продолжая идти, уже почти добрались до крайних домов Виллидж-тауна, за которыми виднелась колокольня сельской церкви.
- Постойте, но как же поломанные ветви дерева, и кровь? - воскликнул юноша, на лбу у которого морщины сложились в мучительном раздумьи.
- Ну, знаете, старик очень торопился. А что касается крови... Вишня в наших краях хоть и кисловата, но очень сочная. И сок у нее - ярко красный... Впрочем, из этой вишни получается неплохой джем - зайдемте ко мне, я дам вам попробовать, - и добрая мудрая улыбка осветила лицо отца Брауна, моментально преобразив его.
О. Уайльд
(Илья Носырев - отрывок из книги "Карта мира")
Он больше вишен не таскал, Не бегал средь кустов. Красна была его рука, И рот его багров, Когда крестьяне труп нашли, Лежащий средь кустов. Как всякий местный старожил, Он думал: на земле Все общее - и жил как жил - Как козырной валет. Но змей в Эдеме сторожил, И прятал ствол в стволе. Но ведь воруют все, всегда- Так повелось в веках: Крадет идеи Деррида И недра - олигарх. Крадет вериги мазохист, А некрофилы - прах. И скрадывает шаг лиса, И плагиатор - стих. Крадут соперники любовь И делят на двоих. И ветер вишен цвет крадет, Как ласковый жених: Иной не попадет в прицел: Украл - и был таков. Ведь пороху не хватит всем, Кто бродит средь садов. В Раю же их - семижды семь И сорок сороков! Пусть добрым словом бедняка Никто не помянет: Должно быть, скажут: "Дурака Свалял!.. Ну, идиот!.." - Но за руку его Господь В свой светлый рай введет. И прах его здесь без креста Остался неприкрыт, Ведь деревенский староста Могил рыть не велит - В раю ж его душа чиста, И стол ему накрыт. Знай, проклинает день и ночь Его Матфея рот, И топчет тело (чем помочь) Прохожий-обормот. В раю же светлом сам Христос Слезу ему утрет. Оставим этот разговор - Я вижу в вас друзей, И я пойду с ним на костер Своей душою всей - Ведь Господу милее вор Стократ, чем фарисей. --------- Три года вишни не цветут И не дают плода, Три года здесь забвенья муть И ужаса вода. И отрок средь корней дерев Спокоен, как всегда. Под сенью древ и дивных скал Пусть он пока лежит Нашел он больше, чем искал: Архангел уж трубит! Любил он вишни - и украл, И вот за то убит. Но ведь воруют все, всегда- Так повелось в веках: Крадет идеи Деррида И недра - олигарх. Крадет вериги мазохист, А некрофилы - прах. И скрадывает шаг лиса, И плагиатор - стих. Крадут соперники любовь И делят на двоих. И ветер вишен цвет крадет, Как ласковый жених. Неистребимо воровство - Таков земной удел: Трусливый, начищая ствол, Украсть бы жизнь хотел; Украсть бы душу - кто жесток; И вишни - тот, кто смел!
И. Никитин
(Александр Шурыгин)
Что-то шепчет листва. Ей внимает ручей. А над садом туман расстилается. В шалаше прикорнул ненароком Матвей - Час рассветный уже приближается. Вот и звезды померкли. Ни звука вокруг. Нежным светом заря занимается. Слабый шорох нарушил молчание вдруг - Сева к вишне ползком пробирается. Эта вишня давно уж смущает мальца, Нежный вкус спелых ягод преследует. Страсть смутила его, увлекла сорванца. Ох, к добру ли она тебе, Всеволод? Сева тихо привстал, осмотрелся вокруг - Чуть приметна тропинка росистая. Куст задел по пути - с тихим шелестом вдруг С листьев пала роса серебристая. Этот шелест во сне уловил дед Матвей - Уж не дождь ли опять собирается? Нет, не дождь. Чья-то тень меж ветвей... А восток все горит-разгорается. Потянул ветерок. Вмиг рассеял туман. К вишне Сева прильнул тенью быстрою, Шустро вверх по стволу проскользнул мальчуган... Дед берданку берет неказистую. Выбрал в сумке патрон, тот, что солью набит. Окрестился, с прицела не сбиться старается. Выстрел хлопнул, и с ветки мальчонка летит. "Сорок два" - дед Матвей улыбается. Уж и меток старик! Ведь когда-то его Мастерство в этом деле медалью отмечено. Ловко Сева подбит! И сейчас у него Чуть пониже спины все штаны изрешечены. Вот и солнце встает, из-за пашен блестит. Вновь за дело Матвей принимается. "Ничего, - говорит, - пару дней полежит, И, даст Бог, не умрет, оклемается".
Ф. Тютчев
(Майя Будзинская)
Люблю, с собою взяв ружьишко, Ночной устроить променад, В тот поздний час, когда детишки Идут толпой громить мой сад. Гремят ружейные раскаты, В ночи не молкнет жертвы стон, Воришки, ужасом объяты, Сокрыться мнят средь пышных крон, - Но тщетно! Зорок глаз Матвея, Не знает жалости свинец... И вот уж сорок два злодея Нашли меж грядок свой конец. Ты скажешь - Феб серебролукий Благословил мой тяжкий труд... Пока двустволку держат руки, Не жди пощады, дерзкий плут! Искоренять я буду вора, Покуда могут зреть глаза, - И будет слово приговора Греметь, как майская гроза!
А. Фет
(Майя Будзинская)
Луной был полон сад. Неспешно проплывали Созвездья в небесах бессмертной чередой, И вишни в вышине прельстительно пылали, Как алые уста красавицы младой. Бродил ты до зари вокруг чужого сада, И вот, лишь новый день сменил немую ночь, Глас разума презрев, ты прянул чрез ограду, Зов роковой любви не в силах превозмочь. Трепещущей рукой обняв ствол древа гибкий, Как если б обнимал ты стройной девы стан, На вишни ты глядел с мечтательной улыбкой, А сторож между тем свой заряжал наган. И выстрел прогремел - и наземь пало тело - И древо, трепеща, с безмолвною мольбой Склонилося к тебе - как будто бы хотело Твой хладный труп обнять и плакать над тобой...
А. Чехов
(Локи 0)
ВИШНЁВЫЙ САД (пролог)
Действующие лица:
- Матвей, сторож вишневого сада
- Всеволод, молодой приказчик
Всеволод (крадучись идет по саду, за спиной - плетеный короб): Это ить по три рубли если взять... а то и по четыре... А то, опять же, мочить, да мариновать, да сушить если... Бабка пусть сушит, она знает. А коли праздник какой, да не на подводе, а железной дорогой!
Всеволод (примериваясь к дереву): Эх, люди!.. Выгоды своей не знают! Тут чистого доходу на тысячи! А коли старое дерево на распил, да на мебеля? Пойдет ли на мебеля? (Начинает взбираться) Да что там, куда уж! Вон бар-то и не видно который год, вишня и гниет. Сторож, говорят, есть, да, поди, пьет давно горькую.
Всеволод: А еще наливку...
Матвей: Стой, паскудник!
Всеволод: Старик, хорош шутковать, ружьишко-то опусти!
Матвей: Я-те опущу! Стыда совсем не знаешь, али оголодал? (Кривится в улыбке)
Всеволод (озираясь): Дед, ты брось, чего тут сторожить-то? Все одно сгниет, ни толку, ни прибытка.
Матвей: При этом саду еще дед мой служил! Не было тут ворья и не будет!
Матвей: Эх, жизнь дурацкая! Сам ведь ни вишенки не возьму, а и точно, пропадает ягода. Да только нельзя ж так! И который год - уж лет сорок, а то и поболе... Лезут все и лезут. А я все стреляю. Жизнь-то прошла, словно и не жил - да и сад гибнет. Прибрать бы этого.
Геворг Эмин
(Лилия Михаэли)
Сева, ты весел, А меж тем Матвей уже на подходе. Сева, ты молод, Потому Не думаешь ты о роде? Не оттого ль Ты свеж и юн И соком вишни отмечен... Не знаешь есть пули на земле... Род человечий не вечен. Уж лучше бы ты этим летом Ел вишни не в саду, а где-то.
И. Бунин
(Void_mazun)
Звезда дрожит среди вселенной, А Сева на древо полез, За есим плодом сокровенным, Но воспримятствовал обрез! Чьи руки дивные несут Что подарил нам всем Арфей - Свинцом наполненный сосуд? Аватар смелости беспечной Всем нам известный дед Матвей!
И. Бунин
(Лилия Михаэли)
В сердце холодом пахнуло, Сева в миг закрыл глаза. Сок от вишни тёк по телу, По одежде как слеза. Сторож Матвей бушевал там, Вынув под древом обрез. Выстрелил сходу и крикнул: - Тебе грозил диатез!..
А.К. Толстой
(Майя Будзинская)
Глубокою ночью в засаде своей Под сенью вишневого сада Сидел, притаившись в кустах, дед Матвей И слушал, как в роще поет соловей - Ой ладо, ой ладушки-ладо! Лихого разбойника дед поджидал, Что вот уж три месяца кряду Бесчинно на сад по ночам нападал, Деревья крушил, нечестивый вандал, Топтал, душегубец, рассаду. Безмолвье окутало землю - но вот Вдали заскрипела ограда... Матвей потихоньку ружье достает, "Ну, - мыслит, - тяперя держись, обормот, - Ой ладо, ой ладушки-ладо!" На землю с небес бледный месяц глядел, В уснувшей реке отражаясь... На дереве юный паскудник сидел, И дедовы вишни горстями он ел, Нахально притом ухмыляясь. И молвил Матвей, просветлевши лицом: "Насилу-то выследил гада! Ужо расквитаюсь с тобой, подлецом! Слезай - иль тебя угощу я свинцом - Ой ладо, ой ладушки-ладо!" Но гнусный злодей рассмеялся в ответ, Ничуть не страшась его гнева: "В своем ли уме ты, воинственный дед? В тебе, почитай, и силенок уж нет - Ты ль вздумал согнать меня с древа? Так знай же, несчастный, что я - нигилист, И нынче ж тебя, ретрограда, Из принципа я обворую! Вишь, глист! Жадюга бессовестный, капиталист - Ой ладо, ой ладушки-ладо!" Из слов недостойных порочный юнец, Все боле и боле наглея, Плел бедному старцу терновый венец, - И вот, истощив красноречье вконец, Он косточкой плюнул в Матвея. Не вытерпел сторож порухи такой, В очах загорелась досада, Схватил он двустволку могучей рукой, - И выстрел в ночи прогремел над рекой - Ой ладо, ой ладушки-ладо! Печального месяца трепетный блик Метался по водам зеркальным... Взирая на мертвого ворога лик, Стоял неподвижно суровый старик Под деревом многострадальным. С тех пор уж никто спелых ягод не рвет Под сенью матвеева сада, И водит счастливый крестьянский народ Вкруг вишни спасенной весь день хоровод - Ой ладо, ой ладушки-ладо!
М. Горький
(Лилия Михаэли)
ПЕСНЯ О СЕВЕ
Тучи по небу как волны гонит ветер спозаранок. Нацепив рюкзак за спину и надеясь на удачу, Сева выскользнул из дома. И едва земли касаясь, то вприпрыжку, то прискоком, он бежит, и люди видят: человек рожден для... бега. Солнце, выглянув сквозь тучи, так пригрело Севе шею, что от боли он невольно громко выругался грубо. Небо слышало проклятье, и прикрыли тучи солнце. Бег ускорил Сева тут же. С птицами он мог поспорить: кто быстрей достигнет цели?! Цель его была уж рядом - сад колхозный начинался за ближайшим поворотом. Вишни! Скоро будут вишни! Глупо было бы подумать, что бежит в другое место: там фруктовые деревья, строясь в длинные шеренги, ветки опустивши книзу, тяжелели под плодами. Издали они круглились, привлекая взор мальчишки. Больше всех красуля-вишня, что стояла среди сада и как будто бы глумилась над его желаньем: СКУШАТЬ! Все-все ягоды, все сразу, что за год не ел ни разу, захотел он съесть тотчас же и в рюкзак набрать с собою. Стало вдруг темнеть, и тучи опустилися над садом. Им казалось, что сокроют факт прямого лиходейства. Выстрел! Скоро грянет выстрел! Ведь недаром, нет, недаром к саду сторож был приставлен. Дед Матвей ходил дозором, укрываясь меж деревьев. На плече его широком карабин качался грозно. Шел Матвей и удивлялся изменившейся погоде. Буря! Скоро грянет буря! Вдруг старик увидел Севу: - Нишкни! - крикнул вишнекраду, быстро взяв его на мушку. Глупый Сева, робко пряча тело жирное средь веток, продолжал двумя руками обрывать плоды с деревьев. Жадный Сева, бедный Сева! Дрогнул палец у Матвея и нажал курок случайно. Закричала где-то чайка как предвестница несчастья. Вместе с выстрелом внезапно небеса дождем пролились. Ветер песню пел прощанья, вишни соком истекали... Из-под рухнувшего Севы струйка тоненькая крови показалась и алела как закат перед морозом... А Матвей, нахмурив брови, что-то все считал на пальцах, загибая их неловко. "Сорок два", - сказал он тихо, утерев слезу скупую своим чёрным кулачищем, - "Сорок два за две недели. Чую, этот не последний". И полился дождь стеною, и природа насладилась соком вишни, кровью Севы.
И. Бабель
(Локи 0)
ИЗ "ОДЕССКИХ РАССКАЗОВ"
История эта началась за синагогой, возле кладбища, где сошлись Беня Крик и старый Мотя Терц. Беня был уже тогда Королем, но что такое Король для человека, который тридцать лет как похоронил сам себя, в душе у которого вечная сушь, а глаза видят дальше, чем вы можете себе представить?
- Я вам скажу вот что, - говорил Беня. - Я вам скажу, что если я не получу с вас таки этих несчастных денег - и видит Бог, дело уже не в деньгах, потому что когда они есть - это даже не праздник, а когда их нет - так это для того, чтобы мы не спали, как тетя Рая, когда у нее вынесли из дому всю мебель, - то вы просто сами не знаете, каким вы станете знаменитым. Про ваш сад не только напишут в газетах, но будут еще сочинять мемуары, а вы станете с этого плакать.
И вы знаете, что ответил ему старый Терц?
- Приди и возьми, - сказал он. И еще он сказал: - Тридцать восемь раз ко мне приходили, чтобы взять моей вишни. И где они теперь?
И Беня, который не мог так просто поднять руку на почтенного старика, крикнул дико и пошел, не оглядываясь, в сторону, а шоколадный его пиджак развевался и топорщился как хвосты турманов, которых разводят младшие Кофманы, пока не подрастут и не окажутся пристроены к делу.
И, конечно, Беня позвал молодого Севу, русского, который давно просился к нему, и которого надо было попробовать, и сказал ему вот что:
- Ты знаешь старого Мотю Терца, и ты знаешь его сад. Мне нужно, чтоб не было больше этого сада, и чтобы люди, вспоминая, говорили - "Ай, какой был сад у Терца", и чтобы все поняли, что если Беня Король сказал "раз" - так это раз, и не меньше.
Сева, полный румянца и молодой отваги, только тронул свой револьвер и пошел прочь, и солнце за его спиной было как прожектор во французском цирке, из которого сбежала акробатка с Моней Артиллеристом, так и не найдя с ним своего французского счастья.
Беня сидел у Любки Шнейвейс, когда прибежал маленький мальчик Ленька, которого знали все, и который редко делал что-то хорошего, и мальчик Ленька стал кричать с самого порога:
- Король, Король, убили Севу!
И Беня узнал, что старый Терц видит далеко, и что обрез его хорошо смазан и не дает осечки. И вот теперь Севу и троих, что он взял с собой, уже оплакивают родственники, и они желают спросить у Короля - почему случилось то, что случилось?
Страшным сделалось лицо у Бени, и он стал собирать людей, но тут встала Любка Шнейвейс, прозванная Любка Казак, которая не боялась никого и ничего, которая шла по жизни прямо, как сорвавшаяся с горы тачка, полная бьющейся живой рыбы, и Любка сказала так:
- Ты пойдешь со своими людьми на старика, Король? И потом будут говорить - о, Король думает так быстро, что не успел заметить, что людей у него много, а старик - один?
Беня сжал зубы, и глаза его налились кровью, как те вишни, что заботливо охранял Мотя Терц.
И тогда Беня устроил поминки - такие поминки, которых редко можно было видеть в Одессе. И пока люди пили и гуляли, Беня пропал и никто его не видел. А когда он вернулся, все уже знали, что в саду у Моти Терца случился пожар, и что сад сгорел, а старик остался живой, потому что в то время как раз повез продавать своей вишни.
Старый Терц не простил пожара, и оказалось, что Король был кругом не прав, позволив ему продавать свой последний урожай, но это уже совсем другая история, которую я расскажу как-нибудь позже.
М. Зощенко
(Локи 0)
О ЛЮБВИ К НАУКЕ И О ВИШНЯХ
Чтоб вы мне не говорили, а не люблю я эту вашу науку, миниралогию с географией, - сказал как-то мой сосед Всеволод Пантелеймоныч.
- Особенно же вредные бутаника и ахрономия - через нее такое расстройство может выйти организму, что прямая ипохондрия и госпитальный режим.
Вот, помню, такой случай c бутаникой этой образовался. На даче дело было. Лето, оно, понятно - тянется народ на дачу, чтобы развеять климатом усталые члены. Ну и детишкам, конечно, в преспективе физического развития и покушать фруктов. Солнышко опять же обздоровляет и снабжает загаром.
А только народишко разный подбирается. Вот и тут, через дом, совершеннейший нэпман, куркуль и пережиток прежнего режима притаился. А нэпман - он нэпман и есть. Как его не переопредели - хушь в самые ни на есть пролетарии, хушь и в сторожа.
А как дело было: при даче той сад. Так себе сад, возьми и плюнь, а только какая-никакая вишня там с царских времен доживала. Может, ахрокультура какая особая, может просто буржуйская душонка поливала каждый день, али что. Не знаю.
И как ни гуляю я культурно промеж мимо того сада, все мне научная мысля покою не дает. Кислая ли, думаю, вишня? Это ж в наших климатах надо угораздиться, чтобы вишня. И так мне эта мысля в самый мозг впилась, что голимая сквозная меланхолия и потеря сна. И, натурально, взялся проверить. Ксперимент. А только до той вишни - рукой, извиняюсь, не достанешь. Дерево слекционное, значит, ахрокультура. Вот я и не стерпел раз: дай, думаю взлезу. Взлез. А сторож тамошний тут и явись. С ружьишком, значит. Охраняет.
Я ему говорю антелигентно так, спокойно: опусти, говорю, ружье, зараза. Видишь, говорю, ксперимент - чем тут у вас, граждане буржуи, вишню удабривают до основания? А он, я извиняюсь конечно, так отвечает, что воспроизвесть невозможно совершенно. По причине особливой грубости и отсутствия деликатности. И так мне за науку обидно стало - прям таки дрожь какая-то сделалась. Я ему и объяснил, что есть кто и каким Макаром. Прямо так, без курултаев безо всяких. А он в меня и пальни. Это удивительно как я пострадал не до смерти, и то по причине акробатизма и быстрости бега. А дробинки потом фельшера добывали - вот они, дробинки-то. Улика.
Про деда того я, конечно, чистокровно доложил, куда следует, что он как есть куркуль и тайный нэпман. А вот только не верю я с тех пор в эту науку.
И. Сельвинский
(Локи 0)
ИЗ ЧЕРНОВИКОВ
Эх, садочек Был у хутора. Холить, Лелеять Ждать почек - Муторно. Паданка - Сладка. Старый казак Пыхает в люльку, Годы Сторожкость Не стерли. Эй, эгей - Глаз прищурь-ка Там, на вишне - Не вор ли? Усач Матвей Советский казак Служил Матвей с Буденным. Эх, пронесся он по садам Вместе с Первой Конной. Время идет Вперед, Не назад. Старый казак Охраняет сад - Нощно Дённо. Лезет в сад Недобитый кулак Вызверился Дико. Матвей смотрит, Обрез в руках - Тихо! И за спиной, нетленен Встал стеной - ого! Сам товарищ Ленин Руку навел его. Бух! Трах! Слух В прах. Гром Вслед: Сдох Шкет. Эх, садочек Стоит у хутора. Плод, Цвет Кому бы? Сорок второй Этим утром. Любо!
Р. Кудашева
(Krkra)
В саду родилась вишенка, В саду она росла, Зимой была безлистая, А по весне цвела. Трусишка зайка серенький Побеги обгрызал, А добрый дворник дед Матвей Белил и поливал. Чу, звон по саду частному От голосов звучит. Орава голопузая Торопится, бежит. Бежит орава к дворнику, А дворник-старичок Как раз к такой оказии Купил дробовичок. ...Лежат они, нарядные, Все сорок два подряд... Шумит, качает вишнями Вокруг тенистый сад.
Б. Брехт
(Лилия Михаэли)
- Я - маленький Всеволод. Я гибну, люди, спасите. Я только вишен немного украл, Боясь, чтобы сторож не увидал. Пожалуйста, помогите! Матвей выполнял свою работу И в воскресение, и в субботу. Он шёл по саду и напевал. Я вишней словно подал сигнал. Смешалась кровь с соком вишни. Не жалко ему мальчишки. - Я - маленький Всеволод. Я гибну, люди, спасите... Пожалуйста, помогите!
Л. Кэрролл
Льюис Кэрролл (в переводе Д. Орловской)
(Игорь Айсман)
Воркалось, хливкие шорьки Пырялись по нове, А парьчик Сева взапрыжки Скажал по тураве. - Куда скажаешь, бузорник? Его я воспросил. Заторнавился сорвазник И мне произвестил: - К Мадеду Твею я скаду, В богасный садород. В забраде щель, я проскойду, Взбелезу и вперед. - Мадеда Твея бойся, сын! Он так свиpлеп и дик, И смерток словно исполин, Злопастный Бpандашмыг! Но он провлез в садогород, На вишню вскабрался, Рвал вишни и швыдал их в рот, И так наслащался. Но Твей в окощелку глядит, В руке сжав карабрез. Днутром и вечью старец бдит, Чтоб кто-нибудь не взлез. Он цельтит долго, чтоб вечняк, И вот граахнул гром! На древе Севочка обмяк. И пылкнуло огнем. Раз-два, раз-два! Горит трава, Взрыляет карабрез. - Кхе, Сорок два! - Ува! Ува! И Сева с древа сверз. Ваpкалось. Хливкие шоpьки Пыpялись по наве, А парьчик Чарли взапрыжки Скажал по тураве.
Льюис Кэрролл (в переводе Д. Орловской)
(Zaodno)
О, бойся, Всеволода сын! Он голоден и дик, Он вишню всю пожрет в саду, Не дернется кадык. Он взял ружье, и взял он соль, И гильзы и еду, И Севу сел он поджидать Под деревом в саду. Раз два, раз два - летит листва, Бабах - какая боль! Ува, ува - и в Севин зад Ожгла жестоко соль. О светозарный мой Матвей, Ты победил в бою. О храброславленый герой - Уже я в раз сорок второй, Хвалу тебе пою.
Гийом Аполлинер
(Лилия Михаэли)
Со шляпою в руке явился Сева в сад. Не знал он, что Матвей ему не будет рад. Залез на дерево туда, где были птицы, Чтоб вишней раз в году хотя бы насладиться. На древе средь ветвей усиленно трудясь, Не ведал, что его вдруг пуля свалит в грязь. А дед Матвей дослав еще в него плевок, В молчании идя, себя хвалил как мог.
И. Уткин
(Лилия Михаэли)
Сева упал, как черемухи снежность... Снежность, не он, родится вновь... Тот, кто убил, не питал к нему нежность: Дед Матвей не знал про любовь. Сева, коль было тебе неизвестно, Так, разреши, я замечу: Сторож всегда караулил то место И бил в дитя человечье.
М. Цветаева
(Неизвестный автор)
Залезший на вишню Сева Был трижды - еще! - не прав: Не ведал он, что у древа - Жестокий и черный нрав! Уж лучше отведать яду, Чем ненависть - ощутить Сестры по земле, дриады! Но не было другого пути. За красную (кровь!) вишню, За все - он поплатился - сполна! Старик Матвей, орудие жизни, Одним махом, - как чашу вина Выпив, - раздался выстрел! Сева, как звезда, упал. "Сорок второй быстрый, Скоро будет мертвых - толпа".
М. Цветаева
(Bestiariy)
Как живется вам с вишневой Косточкой, в чащобах чьих Пьете сок зазнобы новой - Неужели не горчит? Как живется вам, бесчинствуя В кущах. Бешеный глупец, После вишенок бесчисленных Не приестся ли свинец Из обреза? Выстрел - всуе, В сердце - соку не унять, От Матфея весть благую Вы осмелитесь принять? Нет? Я тоже. Дрожью нервной Хлещет жизнь из-под коры... Я была здесь сорок первой Как оно - сорок вторым?
М. Цветаева
(Kasumika)
Разлетелось на кусочки маленькие Тело молодое - всюду мозг. Вишенки, красные вишенки Тянут всех, словно гипноз. Как будто бы с неба выпала Пуля - прямо в висок, Вниз полетел Севонька. Вьётся из дула дымок. Пойдёт Матвей по тропиночке, Помолится в церкви потом Всяким святым угодникам Об ангеле сорок втором...
Черубина де Габриак (Е. Дмитриева)
(ХеннЭ)
Исчерна-багровые вишни, Сорок дней и еще один... Твои клятвы нелепы и пышны, Обыденности паладин. Уже Некто со скрытым ликом За твоим воздвигся плечом... Не сказала тебе ни о чем Золотая моя гвоздика. Как старинный мускус горек Затворен тебе путь назад Ведь крестом на плитах лежат Тень Маттео с твоею, споря.
Н. Гумилёв
(Romaios)
Мальчик и дед взошли неслышно К древу, струившему алый свет. Мальчик сказал: "Я хочу вишен". "Вишен не трогай", - ответил дед. Мальчик сказал: "Волей созвездий Я обрету свой заветный плод". Дед отвечал: "Из первых последним Станешь, когда ступишь вперед". "Падаю я, - мальчик промолвил, - Сорок вторым средь мертвых побед". "Надо насыпать могильный холмик Поближе к вишне", - подумал дед. *** "Наплывала тень на пустой овин... Руки на ружье, дед стоял один. Он хранил плоды, он стерег сады, - По ночам туда пробирались мы. И не раз до нас в тишине ночной Дикий из садов доносился вой. Нет, трусливых душ не было меж нас, Но стрелял он в нас, целясь между глаз. Я не свят, я слаб, - но поднялся ввысь, Где цепочки звезд с вишнями сплелись. Вижу блеск ружья, слышу плеск огня; Я - сорок второй, помяни меня...". ...И тая в глазах злое торжество Дед Матвей в углу схоронил его.
Н. Гумилёв
(Kostik)
В тени старого Килиманджаро, Где снега вековые лежат, Охраним от великих пожаров, Процветает раскидистый сад. Запах чудный плодов дуриана Ноздри черного Севвы дразнит - Во владения белого бваны Юный воин Масаи бежит. Вот забрался на тонкое древо, Тронул плод осторожно Масай, Но уж сторож Матамба из хлева Подло целит в него ассегай. Не узнает ни пастор, ни бвана Что Матамба варил на обед: На просторах великой саванны Спрятан воина стройный скелет.
Н. Гумилёв
(Клеандрова Ирина Александровна)
ВОЛШЕБНАЯ ВИШНЯ
Милый Сева, ты так жаждешь этих вишен несравненных, Ты о них одних мечтаешь в ночь, под солнцем и дождем. Я - Матвей, блюститель строгий сих садов высокостенных, Неусыпно охраняю их с собакой и с ружьем. Если влезешь ты на вишню под глухим покровом ночи, Иль с рассветом подкрадешься в час, когда так сладок сон, Шум и тихое дыханье разорвут мне дрему в клочья, На плечо ружье закину, из сторожки выйду вон. Свистну я свою собаку, прикажу искать то место, Где таится нарушитель мне доверенных границ. Пес мой ростом мне по пояс и послушен даже жесту, Кто его хоть мельком видел - тут же в страхе падал ниц. Я спецназовец со стажем, раньше снайпером служил я, Счастлив был своею долей, только старость сбила хмель. Но, как в юности далекой, кровь быстрей бежит по жилам От засады, от охоты, от стрельбы в живую цель. В кроне я тебя увижу: ветка под тобой трясется, Светятся глаза блаженством, сок вишневый на губах. Есть цена всему на свете - плод запретный обернется Преогромною собакой и моим ружьем в кустах. Сева, дальше! Поищи же сад вишневый без охраны... Ты в ответ смеешься, Сева? Ну, как знаешь, жизнь твоя! Насладись желанной вишней, получи от пули рану И погибни глупой смертью на потеху воронья!
А. Ахматова
(Неизвестный автор)
Как тягуч этот день июльский, И как грозно ложится тень Старой вишни на черный, узкий Как перчатка моя, ручей. Прошлым летом ребенок Сева Этих ягод отведать вкус Захотел и не слышал слева Сухой ветки недобрый хруст. И Матвей, как старик библейский Грозен видом своим, сказал: "Будет сорок второй!", и треска Этих веток никто не слыхал Боле. Горек, печален вечер, И черен у вишен цвет... Печальны у древа встречи, Но несть им числа, поэт.
А. Ахматова
(Странник)
Сжала губы, взглянула сурово. Отчего твои руки в земле? Оттого, что я сорок второго Закопала на скотном дворе. Все как прежде - узрев диверсанта, Что пунцовые ягоды ел, Я достала обрез из серванта, Навела на него я прицел. Я не стала кричать, задыхаясь, Выстрел мой прямо в Севу попал. Хладный труп, все еще улыбаясь, На зеленую травку упал.
А. Ахматова
(natbi)
Чьи-то тени - нет, только вишни, Этот цвет алой крови - лишний, Не к добру полыхает так. Холодеют руки и пальцы, Всё отыщет гибель страдальца, Будь он гений или дурак. Чёткий профиль - ужели Сева? Будто Ева у Райского древа, И не смертный - смертельный грех. И Матвей, предсказатель судеб Злую чашу нигде не забудет, Напоит этой долей - всех. Словно гром, через душу - выстрел, И полёт в бесконечность - быстро, Ослепительно мёртв герой. Ухмыльнулся старик - на память. Не стереть теперь, не исправить - Изгнан грешник. Сорок второй.
А. Ахматова
(Prosto_woman)
Сероглаз был кудрявый мальчик На полгода меня моложе. Он хотел принести мне вишен, Темно-красных и спелых вишен. Я сказала, - Ты знаешь, там сторож, И стреляет он метко... - Что же, Он ответил, - И сорок второго не простила шальная пуля...
А. Ахматова
(Кунгурцев)
Я вновь нахожусь в том прекрасном саду, Где люди с природой в отличном ладу. Приложив немалые к делу труды, И сочные здесь получают плоды. И рвут осторожно их, ветви щадя, Вишнёвых деревьев отнюдь не губя. А ежели ночью какой лиходей Залезет и рвёт, не жалея ветвей, На это есть бдительный сторож у нас, Рука, как гранит, ну а глаз – ватерпас! И выстрел раздастся в вишнёвом саду, И душу ворюги узреют в аду. А тело злодея пойдёт на компост, И будет у вишен немалый прирост.
В. Маяковский
(Дмитрий Шоу)
Товарищи! Много еще сволочи разной По нашим садам Вороньем вьется Нашу вишню Рабочую, Красную Забором штыков обносить придется Лезет кадет да штабс недобитый, На наши сады, огороды, засевы. "Что, вашебродь, обиды забыты?" "Как можно, Серж?" "Не сомневался в Вас, Сева". "Вот бомба, шашка, за царя и свободу!" "Отставить, кадет! Охота в лапы ЧеКа? Тут надо хитрее - пойти в счетоводы И вредить Голодранцам Исподтишка! Не надо стрельбы и баррикад - лишнее. Поймают, к стенке и - до свиданьица. Приказываю, Сева, красть колхозную вишню!" Вот и получил саботажник заданьице. Ждет ночи Сева, Измазавши сажей рожу, Мешком запасшись, крадется гад. Ползет змеей, не спеша, осторожно В наш рабоче-крестьянкий сад. Залез на вишню, Нажрался до пуза И слезть не может - вот такая конфуза. Питерский рабочий, товарищ Матвей Хочет спать, Но спать не будет. Сад стережет - вдруг злодей?! А вишня нынче Нужна нашим людям! Побиты товарищи пулями да минами, Ослабли от ран и от тяжкой работы. Для поправки здоровья нужны витамины им, Нужны сады, плоды, компоты. Услышал шум товарищ Матвей, Вскинул берданку, дал дуплетом! Контра шлепнулась с ветвей. Сева был - и Севы нету! Товарищ колхозник! Будь осторожен. Будь умен и бдителен. Саботаж везде возможен - Берегись вредителя!
С. Есенин
(Александр Молягов)
Дед Матвей сидел в засаде, Поджидал лихих воров. В это время на фасаде Тень мелькнула - будь здоров! Месяц летний был усталым, Тёмной ноченька была: Сева лесенку приставил, Чистя вишню догола. Не учёл ханыга Сева Звёзд на небе - прозевал: Не присев и без прицела Дед бабахнул - наповал. Треск ветвей красивый хрупкий В свете звёзд из янтаря. Сделал дед ещё зарубку На прикладе винтаря: Сорок два - направо слева, Влево тоже - сорок два... Плюнул, пнул хозяйски Севу: "Чё-то ентот мелковат!" Не коснётся глаз Матвея Боль за Севу и слеза. Словно вишни по аллее - Незакатные глаза...
С. Есенин
(this)
Мне осталась одна забава - Попаду или не попаду... Прокатилась дурная слава Что бесплатная вишня в саду. Ах, какая нелепая штука! 42 - увеличим счет. Будет впредь пацану наука, А мне ник: Не влезай - убьет!
Д. Хармс
(Kkv)
Д. Хармс
(Чёрная Пани)
ОПТИЧЕСКИЙ ОБМАН
Дед Матвей надевает очки, смотрит на вишню и видит, что на вишне сидит Сева и лопает ягоды. Дед Матвей снимает очки, смотрит на вишню и никакого Севы не видит. Дед Матвей надевает очки, смотрит на вишню и опять видит, что на вишне сидит Сева и лопает ягоды. Дед Матвей снимает очки, смотрит на вишню и никакого Севы не видит. Дед Матвей опять надевает очки, смотрит на вишню и опять видит, что на вишне сидит Сева и лопает ягоды. Дед Матвей снимает очки, смотрит на вишню и никакого Севы не видит. Дед Матвей не желает верить в это явление и считает это явление оптическим обманом.
Д. Хармс
(Platonicus)
***** Это вишни, это хню. Это сторож, это ба. Это мальчик озорник, Это сторож-дробовик, Это мальчик, это хню, Это сторож, это ба. Вместе выйдет сорок два. Всё!
Д. Хармс
(Лилия Михаэли)
Дерево росло в саду, Карлик просто древо. Увидал на нем еду Как-то мальчик Сева. Ха-ха-ха Да хи-хи-хи Мух-мух-мух Да ням-ням! Блям-блям-блям Да ме-ме-ме, Дзинь-дзинь-дзинь Да трям-трям!" Начал Сева вишни есть И бросать в карманы. Много съел, хотелось сесть. Хлоп - вдруг кровь из раны. Ха-ха-ха Да хи-хи-хи Мух-мух-мух Да ням-ням! Блям-блям-блям Да ме-ме-ме, Дзинь-дзинь-дзинь Да трям-трям!" Дед Матвей, тудыть в качель, Выстрелил в мальчонку. Вишни всю сокрыли цель. Дед смеялся звонко. Ха-ха-ха Да хи-хи-хи Мух-мух-мух Да ням-ням! Блям-блям-блям Да ме-ме-ме, Дзинь-дзинь-дзинь Да трям-трям!"
Н. Заболоцкий
(Анна Креславская)
Облетали последние маки, Журавлей потянуло с полей. Мальчик Сева резвился во мраке, Вишни рвя у недобрых людей. Тянет иволга песню тоскуя, Сквозь листвы предрассветную сеть. Головою своею рискуя, Сева тянется вишню спереть. Но Матвей латышом был по стрельбам, Помнил Зимний, стрелял хорошо... Не на Висле, Оке или Эльбе Он мишень чуть живую нашёл. Застрелил он мальчишку простого, Словно зайца косого во рву. Нет ему оправданья ни слова. С той поры я с тоскою живу. А над Севиным телом кружатся Кучей птицы и стаей цветы. Вишни красные мальчику снятся, Кисло-сладкие, словно мечты.
Н. Заболоцкий
(Лилия Михаэли)
Вот посмотрите-ка, Что за наважденье! Сторож удивляется И к дереву идет! Сева влез на дерево: В это воскресенье, Сделал он на вишню Разбойничий налет. Сторожил Матвей тут Сад всегда успешно, Вдруг в саду приметил Севу средь ветвей. - Я ужо достану, Не дарю подарки, Да и ты, пожалуй, Чай не воробей! Батюшки! Матушки! Громче паровоза Сева взвыл вдруг громко, Как ужасный зверь. - Будешь ты, мальчишка, Лазать здесь без спросу И чужие вишни Будешь есть теперь?!
А. Блок
(Swinks)
Сад. Дерево. Спелеет вишня. В засаде притаился дед. Прокрался кто-то еле слышно: На древе - враг, сомнений нет! К врагам Матвей с годами строже, У каждого - весь в соли зад Теперь у Севы есть такой же. Спелеет вишня. Древо. Сад.
А. Блок
(natbi)
Ночь. Тишина. Крадется Сева. Нет фонарей, Матвея - нет. Алеет вишня справа, слева, И сочно рдеет на просвет. "Умрёшь, и хрен начнёшь с начала!", Вслед выстрелу раздался крик. Так, Севы в эту ночь не стало. Страдал бессонницей старик.
А. Блок
(Марук)
Во сне и наяву, желанные, Рукой подать, через забор - То вишни терпкие и алые Приворожили Севы взор. Томим был тяжким искушением Чужого счастья пригубить... На Севу снизошло решение - Сады Матвея посетить. В вишневые сады туманные Идет без спутников, один, Идет за вишней долгожданною, Что слаще и пьянее вин. Но не украсть безумцу радости, Не пить вишневый терпкий сок... Рука судьбы идет на крайности И тихо щелкает курок... Могилу счастья Севы роющий Старик в рассветной тишине - Вы правы! Меткое чудовище! Я знаю - истина в ружье.
А. Блок
(this)
Сад. Всеволод. Обрез и вишня. Влезай на древо поживей... Как жаль, что ничего не вышло! Хотелось, но не спал Матвей. Пальнул - дробь в задницу попала. Зря ты, пацан, на древо лез, В другой сезон начнем сначала - Сад. Вишня. Задница. Обрез...
А. Блок
(Кунгурцев)
Повстречались с тобой ночью тёмной В сад забрался ты, вишни губя, И с испугу, усталый и сонный, Я пальнул по тебе из ружья. Удирая, орал ты от боли, Я ж, крестяся, дух переводил: "Хорошо, что не пулей, а солью Я берданку свою зарядил!" Много лет пролетело, ты нынче Депутат и большой человек. Миллионы воруешь, не вишни. Ну, а я очень старенький дед. И всё думаю, видя цветущей В телевизоре морду твою: "Пулей всё ж таки было бы лучше Зарядить мне берданку свою".
А. Блок
(Кунгурцев)
– Что там за крики из сада? – Воры туда забрались Чуть ли не целой бригадой. Вишни спереть собрались. – Вот ведь какие заразы! – Да. Только глазом моргни, Вишен лишимся мы сразу: Всё там растащат они. – Весь урожай наш поели?! – Не паникуй сгоряча! Сторож наш вовсе не дремлет: Выстрелы, слышишь, звучат. – Кто же он наш избавитель? – Меток, и скор он, и смел. Возрастом хоть долгожитель, Но молодых не у дел Мотя оставит наш ловко. Насмерть уложил врага Он из старинной винтовки. – Да, он ещё хоть куда!
К. Бальмонт
(Майя Будзинская)
Был пурпурный рассвет так торжественно-пышен, Был так царственно-пышен пламеневший восток... В тишине только ветер вздыхал, еле слышен, И журчал, еле слышен, под горою поток. Сева крался во мгле по соседскому саду, По соседскому саду он скользил, словно уж; Пел желудок его, предвкушая награду, Предвкушая награду в виде вишен и груш. На беду страж Матвей услыхал песню чрева, Услыхал песню чрева, приготовил фугас, И лишь только полез постреленок на древо, Лишь полез он на древо - взрыв раздался тотчас. И горячая кровь, словно сок алых вишен, Словно сок алых вишен, оросила песок... Был пурпурный рассвет так торжественно-пышен, Был так царственно-пышен пламеневший восток...
К. Бальмонт
(Л. Михаэли)
Сева, ты был ненавидим толпою. Матвей же к тебе отнесся, как пёс. В сад проникая бесшумной стопою, Не знал, - расстаёшься с множеством грёз. Вишню хотел и ловчее пантеры На дерево влез, борясь за мечту. Ягоды рвались и елись без меры, Когда сквозь выстрел услышал:"Ату!"
К. Бальмонт
(Kasumika)
Хорошо на вишне сидеть. Бледный свет. Тишина. Высота. Он заметит лишь тень на земле. До него не долезть никогда. Неподвижные листья висят, Неподвижные вишни растут. Как спокоен их алый взгляд, Как они безнадёжно влекут. Ищут Севу деревней всей, Для кого-то ребёнок родной. Лишь Матвей от страданий далёк, Для Матвея он сорок второй. Хорошо на вишне сидеть. Крепко держит длинный шуруп. Молчаливые призраки птиц Клюют аппетитный труп.
К. Бальмонт
(Кунгурцев)
Вишни созревшие. Садик ухоженный. Тёмная ночка. Высокий забор. Лезет настойчиво, лезет решительно В сад за плодами нахальнейший вор. Летнее утро. Рассвет занимается. Дедушка Мотя в засаде сидит. Всё поминает ворюг он по матери, Целую ночь из-за них он не спит. Скрипнула ветка нежданно предательски. Выстрел. Паденье. Пронзительный крик. Тихо течёт в саду кровушка алая. "Сорок второй!" – усмехнулся старик.
Саша Чёрный
(Локи 0)
ДАЧНОЕ
Чахлый садик рядом со станцией. Унылый балтийский дождь. Ходит пьяный сторож в прострации - Непогодой его не проймешь. Гиманазист-пятиклассник, прыщавый и маленький, Лезет через забор. Он едва дотянулся, опершись о завалинку. Он так скучен, что даже не вор. Обычная дачная атмосфера. Муж - в делах, у жены - роман. Сева подглядывает за офицером, Офицер целует маман. Сева, волнуясь, ждет кульминации, Сторож Матвей вполглаза Щурится, - он не любит вакации: "Дачники, вот заразы!" Прикинул, выстрелил. Сева с ветки Падает с жалобным криком. Маман в истерике, таблетки Ей сует офицер в огорченьи диком. Шум, суета, бегут за исправником. Сторож - нагл и пьян. "За что вы так поступили с мальчиком?" Скалясь, пьет сорок второй стакан.
И. Северянин
(Игорь Айсман)
Вкус вишен розово-рубиновых язык ласкает у воров. И всплески волн адреналиновых я, гений, испытать готов. На ствол за ягодами спелыми взбираюсь быстро, как цыган, Цепляясь пальцами умелыми за ветви, будто павиан. Срываю вишни драгоценные, их сок меж пальцев, словно кровь. И дома ждет меня бесценная, как ни банально, но любовь. Я - гениальнейший из маленьких, я - мастер вишни воровать, И я сорву сих ягод аленьких всю многотысячную рать. Я - Игорь Северянин! Сева!! (так называют во дворе). И как истовый россиянин все вишни унесу в ведре. Но, чу! В своем бессонном бдении узрел меня старик Матвей. Узрел и целит без стеснения, замаскирован меж ветвей. Увы. Пришел черед падения. Раскинув руки, я лечу. Свинец в груди, в глазах презрение к сорок два раза палачу!
М. Волошин
(Александр Шурыгин)
Небо усыпало звездными бликами Старенький пруд. И как будто в бреду Лунные тени с неясными ликами Бродят по тропкам в вишневом саду. Чу! У сторожки за вербой движение... Выстрел... молчание... эхо и крик. Это Матвей. В темноте без сомнения Тень за грабителя принял старик. Мечутся тени, листвою колышимы, Что-то чуть слышно лепечет родник. К теплому телу молоденькой вишенки Сева в испуге щекою приник. Славный мальчишка, веселый, вихрастенький. Можно ли разве его не простить? Младших сестренок - Аленушку с Настенькой Вишнею спелой решил угостить. Два несмышленыша в простеньких платьицах Ждут не дождутся его у крыльца. Две раскудряшки, девчонки-проказницы... Старший братишка заместо отца. Тишью наполнена ноченька страшная, Сева на вишню стремительно влез, Ягоды спелой в фуражку папашину Быстро набрал и бесшумно исчез. Дремлет Матвей, тишиной завороженный... Встреча... Вкус вишен... И радость детей. Лунные тени по тропкам нехоженым Бродят по-прежнему в чаще ветвей.
О. Мандельштам
(Марыйка)
Я не увижу, как погибнет Сева, Заспетый на попытке сбондить вишен, Я не услышу обращённый к маме Блистательного сторожа Матфея Двойным загибом обрамлённый крик. Я опоздал на зрелище расправы... Мне остаётся лишь краюху хлеба РаскрОшить голубиной гекатомбой В том месте, куда с вишни пал Икар... Фруктовый сад буддийским дачным летом Всё тот же: львиным зевом лаз в заборе, И воздух пахнет косточкой вишнёвой, И, затаясь в прохладе колоннады, Матфей, готовя сорок третью пулю, Привычным жестом достаёт обрез.
О. Мандельштам
(Неизвестный автор)
Весь в сводах розоватых, Сева За вишнями полез в неблизкий сад, Жемчужно-радостный, улыбчивый, как сено, Блестящий и поющий, - как оса. Но сторож не дремал, и, видит око, Раздался выстрел в вязкой тишине: Истерзанный, немолчный, как лохмотья, - Упал ребенок при смеющейся луне.
И. Ильф, Е. Петров
(Алан)
Служил Матвей в саду колхозном, Матвей там вишни охранял. И всех воров, включая Севу, Берданкой с вишен он сбивал.
Н. Кооль
(Кунгурцев)
Там в вишнёвом саду Все погасли огни, В небе тёмном луна восходила. Шайка дерзких мальцов Из соседних станиц Поживиться плодами решила. Вот они перешли Чрез овраг и ручей И забор перелезли высокий. Но внезапно вблизи Вдруг раздались шаги, Это сторож Матвей был с двустволкой. И отряд огольцов Врассыпную рванул, Но тут выстрел громовый раздался. И пацан удалой Полетел вниз башкой, Сторож пулею с ним рассчитался.